Но, не говоря с новым годом уже о том, что оба они настойчиво просились на курсы, я, поразмыслив над партийным составом курсов, решил, что эти товарищи нам очень будут нужны.
— У Злыднева нам, пожалуй, всем есть чему поучиться,— сказал Лобачев.
— Вы, видно, Шалавина мало знаете,— ответил ему Арефьев.—Тоже человек исключительной нравственной силы.
— А сколько вступивших с новым годом в партию в семнадцатом году, до Октябрьской революции? — спросил Миндлов.
— И опять-таки меньше, чем можно было бы предположить. Вот все они наперечет: Васильев, Гладких, Коваль, Медовой, Курин, Кононов... Потому что наши школьные соперники назавтра ходили с высоко задранными носами и трудно было сбить с них спесь.
— Что это за Кононов? Это который с одной рукой? — спросил Лобачев.— Никто его у нас не знает.
— Я его с семнадцатого года знаю,— ответил Рашалов.— Питерский рабочий, активный участник Октябрьского восстания.
— Анкета у него интересная,— сказал Арефьев.— Будучи тяжело ранен, отказался от демобилизации. Да, членов партии с семнадцатого года у нас маловато...
— Война истратила. Те люди шли в первых рядах,— сказал Лобачев.
Они помолчали.
Комментариев нет:
Отправить комментарий