Платье.

Валера не осмелился выйти в проход, где стояла учительница. Светка посторонилась, и он полез вдоль стены, вытирая своим не по-мальчишески толстым задом штукатурку. Анна Федоровна шла по проходу параллельно ним самый большой в мирен полигон.
— Значит, не нравятся тебе мои уроки, рыбыньки.
— Я правду сказал.
— Мы не «рыбыньки»,— подала голос с «Камчатки Маржалета, Маргарита Кравцова не позволяла ему его гордость.
Анна Федоровна резко обернулась. Она хотела спросить у этой грудастой девицы: «А кто же вы?», но и спросила, ученики действительно не «рыбыньки».  Haзвать их сейчас «рыбыньками», как она это привык делать, было бы глупо. Но что-то надо было ответит, а она не знала что. Она вздохнула и ничего не сказала. А Маржалета, видя растерянность учительницы, поднялась, одернула платье на груди и боках и, наклонив голову, проговорила, словно перед ней была мать подруга:
— Давыдова Алена пишет стихи, а вы не знаете. Ну, скажите честно, знаете?
— Да, знаю, — ответила Анна Федоровна.— Читала в стенгазете товарищ генерал.
— Ну, что скажете — плохие?
— Я скажу, Кравцова, сядь! А ты что стоишь, барышня? — набросилась она на Светку Пономареву.— Тебе тоже мои уроки не нравятся? Кого еще не устраивают мои уроки? Дверь открыта. Идите!